— И откуда же их взять? В банке я был — больше десяти тысяч не дают.

— Известно где, — вздохнул Сеченов. — У старообрядцев или евреев. Ладно, тысяч пять дам я.

— Можно долей в товариществе, — быстро произнес я. Вот не хотелось мне становиться должником Ивана Михайловича.

— Пусть долей, — покивал профессор. — Но двадцать пять тысяч все одно придется выпрашивать. И лучше у старообрядцев. Обязательств меньше потом будет. Вы, Евгений Александрович, вот что… Завтрашний вечер не занимайте, поедем в Рогожскую слободу.

* * *

Перед поездкой к старообрядцам мне пришлось выдержать осаду вдовы. Нет, сначала все выглядело чинно и прилично. Приглашение на чай, виляющий обрубком хвоста пудель… Вики не было — отдуваться пришлось мне одному. Точнее отбиваться — ибо Елена Константиновна почти сразу осаду сменила на решительный штурм. Поинтересовалась напрямую, какие отношения связывают меня с ее дочкой.

— Ученицы и наставника, — сделал я честные глаза. — Ежели вы про тот невинный поцелуй в щеку, то и для меня это было сюрпризом!

— Вы знаете, что Виктория отвергла ухаживания господина Хрунова?

— Ну и слава Богу, — перекрестился я, обрадовавшись внутри, что можно легко перевести тему разговора. — Совершенно пустой человек. Вы слышали, как на последнем заседании по делу вашего погибшего мужа адвокат разгромил его позицию в суде?

Увы, Гришечкин получил всего двенадцать лет. А должен был — двадцать или вообще бессрочную каторгу. В ходе следствия — это мне пересказывала Вика, которая исправно посещала судебные заседания — выяснились всякие смягчающие вину свидетельства. И якобы профессор был жесток со своим студентом — по его представлению Гришечкина лишили именной стипендии (разумеется, совершенно незаслуженно), и тяжелое детство. Чего только адвокат не приплел. А вот прокурор на все это смотрел — сквозь пальцы, позевывая. Явно решил посчитаться с Таллями за отвергнутые чувства. И посчитался.

Отделавшись от вдовы, я заехал за Иваном Михайловичем, и мы отправились к старообрядцам. Морозовской больницы еще не было, проехав мимо лошадиного рынка, мы подъехали к обычному трактиру, которых здесь было великое множество. Зато имелся большой отдельный кабинет, куда нас и провели. За столом сидело несколько бородатых купцов, которые поедали зажаренного целиком поросенка. Во главе стола находился плотный узкоглазый мужчина с короткой стрижкой. Он встал, вышел нас встречать.

— Это Савва Тимофеевич Морозов, — представил Сеченов знаменитого мануфактурщика. Сообщил громко присутствующим мое имя.

— Прошу прощения, что встречаемся «на ногах», но вы Иван Михайлович, телефонировали о срочном деле, а я отбываю в Валуево…

Морозов окинул меня цепким взглядом, очевидно, сделал какие-то выводы.

— Мы долго не задержим, — профессор уселся с другой стороны стола, кивнул мне на стул рядом. Морозов называл фамилии купцов — Ершов, Назаров, Расторгуев… Негоцианты здоровались или даже привставали в знак уважения. А потом обратно возвращались к еде. Похоже, Савва Тимофеевич устроил тут какую-то свою «тайную вечерю», а мы со свиным рылом, да в калашный ряд…

Впрочем, стесняться я не стал, под паровозные гудки, взял слово, изложил концепцию скорой медицинской помощи в Москве. Привел в пример австрийский опыт. Упомянул Великого князя, который дал добро на все начинание. Последнее произвело впечатление.

Слушали меня внимательно, купцы даже отложили ножи и вилки. Потом посыпались вопросы. Тут я порадовался, что Сеченов мне устроил свой «экзамен» перед этой встречей — легче было отвечать. Привел все цифры, объяснил на что пойдут деньги и как буду отчитываться за них.

— Ежели при «Русском медике» создадите попечительский совет, — взял слово Морозов, переглянулся с купцами, — мы в деле.

— Иван Михайлович! — поклонился я в сторону Сеченова. — Не соблаговолите ли возглавить совет? Я завтра же подам документы в управу.

Как говорится, назвался груздем — полезай в короб. Так это работает. Сеченов покряхтел, но все-таки дал согласие.

В итоге собрали по подписке даже больше, чем планировали — сорок две тысяч. Что полностью закрывало все потребности подстанции на ближайшие полгода, год.

* * *

Отгремела широкая масленица, объевшиеся блинами москвичи сели на диету Великого поста. Опять задули метели, ударили морозы. Как говорится, пришел марток — надевай семеро порток.

От холода спасался тренировками ушу, плюс мотался по городу, как оглашенный. Порой приходилось обходить по пять-шесть адресов в день. Это не считая «кабинетной» практики, где пациенты тоже навострились вызывать на дом.

Благодаря протекции Россолимо в «Практической медицине» вышла моя большая статья о лечении травм спины растяжкой. Бобров сумел в «Вестник практической медицины» и «Военно-медицинский журнал» тиснуть не только статью про методы реанимации, но и обзор зеленки. Ее и суп Монро врачебное сообщество приняло практически моментально — на меня посыпался вал писем от коллег. В том числе иностранных. То воротили нос, отвечали через раз — какой-то приват-доцент, ученик Талля. А тут выяснилось, что зеленка всем нужна, а еще у Баталова есть какой-то «секретный» стрептоцид, который отлично борется с любыми гнойными ранами. Таинственность нового лекарства, слухи, поползшие из университетской клиники, играли мне на руку — ажиотаж поднялся неимоверный. Дай и дай. Почти все госпитали встали в очередь, заказы на Келера сыпались один за другим. Пошли первые авансы от фармацевта. Которые я тут же вкладывал в скорую.

А станция жрала деньги, как не в себя. Вытяжку для лаборатории надо? Плати. Утеплить конюшню хотите? Выкладывай «катеньки». Заполнить сарай углем, закупиться лекарствами для госпитальной аптеки, карболкой для мытья полов, хозинвентарь с посудой, оборудование для лаборатории, обставить все помещения… Голова пухла и готова была взорваться. Хорошо, что Кузьма сильно помог с экипажами. Взял на себя торговлю с барышниками. Разумеется, никаких орловских рысаков мы покупать не стали — приобрели 6 двухлеток вятской породы. Резвые, послушные… Думал, я сделать тройки с бубенцами, а потом понял — ну где они проедут в городе, в котором на центральных улицах уже случаются пробки! Так что пара в упряжке, два экипажа, две лошадки отдыхают от трудов.

Закрытые кареты заказывали отдельно — готовых под наши нужды было купить нельзя. А потом еще и дорабатывали по моим замечаниям — я попросил сделать держатели для будущих капельниц, запирающиеся шкафчики для хранения укладок. Да, переливать капельницами еще пока нечего — нет ни физраствора, ни консервированной крови… Но ведь это только пока! Зачем-то я в это непростое время угодил…

С кем не было проблем, так это с персоналом. Стоило дать объявления в газеты о найме кучеров, истопников, дворника и поломоек с кухарками — как народ выстроился в очередь. Вот буквально — приезжаю с утра на Большую Молчановку, а там целая толпа стоит, вперемешку бабы и мужики. Стоят, притоптывают на морозце. Пришлось целый день потратить на отбор. У всех просил рекомендации с предыдущего места работы — это сразу отсеяло больше половины.

В итоге нанял двух кучеров, конюха, пару истопников посменно, и дворника. Последнего — с проживанием. Пришлось выделить кривоногому татарину по имени Ринат каморку в подвале. Но это окупалось тем, что Ринат, несмотря на совершенно бандитский шрам через все лицо, был на хорошем счету у местного околоточного и обещал наладить все мои связи с участковой полицией.

Женский персонал у меня получился разнообразным. Две уборщицы, три кухарки. После визита в компанию Эриксон, которая тянула провод на подстанцию встал вопрос о телефонистках. Кто-то же должен принимать и обрабатывать звонки. Причем набирать пришлось девушек высоких — выше ста шестидесяти сантиметров. Коротышки просто не дотягивались сидя до штекеров оборудования, которое готово мне было поставить Эриксон.

Тут сильно помогла Вика. Я снова дал объявления в газеты — Талль занялась собеседованиями и подбором. Две телефонистки в смену, а если набирать как при советской власти, то это четыре с четвертью ставки на пост… Восемь человек… Да я так на паперть пойду скоро! Становиться «диким» капиталистом с дежурствами по десять, двенадцать часов мне совершенно не улыбалось. Но у нас не фабрика, дежурство суточное, с правом отдыха вне вызовов. Инспекции труда нет, профсоюза тоже, Господь миловал пока. Хотя люди были готовы на любые условия, лишь плати. Работать без отпусков? Легко. Медицинская страховка? Слов таких не знаем, не надо нам этого. Город был набит бывшими крестьянами, которые были готовы, ютясь в ночлежках, вкалывать буквально за еду. Именно после толпы плохо одетых, голодных соискателей, я резко осознал, что страна сидит на огромной мине. И фитиль он вот, горит уже.