Понимали это в высшем обществе? Судя по обрывкам разговоров, что я слышал в кофейнях, ресторанах, на катках — увы, нет. Обсуждали денежную реформу Витте — в апреле и мае планировался запуск золотого рубля. Все гадали, какой в итоге установится курс к бумажным ассигнациями, серебру и как на этом ловчее заработать. Сплетничали о всяких помолвках, свадьбах, да похоронах аристократов. Заботы простого народа практически никого не волновали, голод в губерниях тоже не беспокоил высшее общество.
Фитилек шипел, плевался огнем, а я исповедовал концепцию «малых дел». Окучивай свой садик и так далее. И все это на «Титанике», который разгонялся и разгонялся в сторону огромного революционного айсберга.
Выход статей про новые методы лечения, зеленку, а также выступление на съезде сильно облегчило найм врачей и фельдшеров на подстанцию. Соискатели опять стояли в очереди, почти все имели рекомендации либо от Боброва, либо от Сеченова с Россолимо. И врачи приходили все сознательные, с «взором горящим». С восторгом мне сразу сообщали, что будут рады стоять у истоков большого, интересного дела. Выбор был велик и сложен. Брать врачей общей практики? Или хирургов? А может быть «учить под себя» с нуля? Допустим студентов старших курсов можно сначала на фельдшерских должностях опробовать. Но как быть с опытными докторами? На смены двух экипажей нужно шесть человек. Даже если делать одну врачебную бригаду — всё равно трое. Плюс еще трое-четверо в клинику на женское и мужское отделение. Старшего врача для работы в день. При необходимости я сам подключаться буду, мне с третьего этажа недалеко. Сестры милосердия. Еще десяток.
Ладно, со штатами разберусь. Как там император Наполеон говорил? Главное, ввязаться в драку? Но сначала надо бойцов подготовить. И вот тут я понял, во что ввязался. Мне надо составить план учебного курса для сотрудников, написать лекции, и потом донести эти знания до персонала. При этом следить, чтобы материал соответствовал современному уровню. А то расскажешь докторам про стресс, а они на тебя смотреть будут в недоумении. Потому что Селье, наверное, и не родился еще, не то чтобы научно объяснить всем желающим про состояние организма, находящегося под угрозой нарушения гомеостаза.
А еще эпонимы. Любое проявление болезни имеет своего автора, впервые описавшего. В медицине это дело в двадцатом веке получило статус священной коровы. Симптом Щеткина-Блюмберга при остром животе как называется сейчас? Так же? Или доктора Щеткина, когда бы он ни жил, прицепили позже, во время борьбы за отечественные приоритеты? Не знаю! А копаться по справочникам… Да я эти лекции до китайской пасхи писать буду. Поэтому стану оригинальным — никаких симптомов по авторам, только описание. А если кто из слушателей вспомнит, тогда и соглашусь.
Мне надо всех научить основам сердечно-легочной реанимации! А есть уже фирма «Амбу», выпускающая замечательные манекены для тренировки медиков? Смешно будет, если начать искать такое сейчас. Какой-нибудь примитивный «Ваня» из восьмидесятых годов двадцатого века, наверное, будет стоить целое состояние. Надо искать свежие трупы, и тренировки проводить на них. Это не издевательство, а учеба. Потому что сколько ни рассказывай про экскурсию грудной клетки, обязательно найдется особо ретивый, который не только ребра поломает, но и грудину оторвет.
В итоге самого первого я нанял директора. Пусть будет человек, который за зарплату возьмет на себя обязанности отдела кадров, зама по административно-хозяйственной части, и всего остального. Я этого господина сам немного побаивался, пока собеседование проводил. Больше всего Федор Ильич Чириков напоминал армейского фельдфебеля, этакого держиморду. Впрочем, оказалось, что военной службы у него в жизни не случилось, а работал он старшим приказчиком у купца Лапина, который занимался торговлей колониальными товарами. И тащил на себе склад, приказчиков, грузчиков, экспедиторов, и прочий люд, за которыми пригляд нужен двадцать четыре часа в сутки, а иной раз и больше. Только вот когда купец умер прошлой зимой, наследники Федору показали на ворота. А ведь ему всего пятьдесят два. И я подписал с ним контракт. А как же, пришлось еще и на юриста потратиться, чтобы составил мне трудовые договоры. А с материально ответственным лицом сам Бог велел.
Старший врач мне достался просто из романа какого-то. Внебрачный сын целого графа. Польского, из какой-то младшей ветви, но всё же. Моровский Вацлав Адамович. Из графской фамилии просто убрали первый слог, по традиции. Учился Вацлав в Вене и Берлине. И всё в его жизни складывалось неплохо, но подвела любовь к чужой жене. Он мне это когда рассказал, я прямо почувствовал родственную душу. Случился громкий скандал, Моровского турнули с работы, он практиковал где-то в провинции, пока его старинный знакомый профессор Дьяконов не написал о сумасшедшем, который собрался на свои открыть скорую помощь в Москве. Вот только рекомендация у доктора была дополнена… письмом от секретаря Великой княгини Елизаветы Федоровны! «Соломенной вдовы» московского генерал-губернатора.
С одной стороны, против лома не попрешь. Такие мелкие просьбы, начинающиеся словами «не могли бы вы изыскать…» — не что иное, как приказ, причем безоговорочный. Придется брать. И именно старшим врачом. С одной стороны, опыта у него вагон, отзывы блестящие, да и мнение Дьяконова, который поклонник медицинской науки высокого градуса посвящения, а потому всяких проходимцев вряд ли предлагать будет. А с другой — во всем надо искать плюсы. Я точно теперь знаю, от кого этот граф. Глупо было бы мечтать, что нас отправят в свободное плавание, не приставив соглядатаев. Если Вацлав окажется некомпетентным, то способов избавиться от него немало. Посмотрим. В конце концов, протеже Великой княгини и помочь сможет, в случае чего. Конфликтовать только из-за этого я с ним точно не буду.
Может, Моровский — любовник главной московской аристократки? А что, сам почти граф, высокий, красивый, почти молод — сорока еще нет. И лицо такое… как у типичного злодея-любовника из дамских сериалов — мощный подбородок, высокий лоб…
Ладно, посмотрим на тебя в деле.
С остальными было труднее. Конечно же, я сразу отсеял юношей бледных со взором горящим. Опыта никакого, один энтузиазм пополам с самоуверенностью. Я в наседки юным врачам не записывался. Может, потом. «Ребят» слегка за сорок и старше я тоже разворачивал. У них уже есть закостенелый подход, который переделывать придется долго и с неявным исходом. К тому же закрадывалось подозрение, что эти господа не состоялись на предыдущем месте работы, несмотря на все рекомендации. Значит, либо рукожопы, либо склочники. Этих я без собеседования отправлял прочь.
В итоге первая тройка получилась в возрасте от двадцати восьми до тридцати пяти. Малышев Андрей Германович, самый молодой. Ординатор клиники госпитальной терапии. Личная рекомендация от заведующего кафедрой Остроумова. Внешне — серая мышка. Глянешь, и забудешь. Пока дело не зайдет о медицине. Готов поглощать знания, пока не упадет. Впрочем, в лежачем положении, наверное, продолжит. Как в том анекдоте — не можешь ползти, лежи в том направлении.
Не женат, но дам любит, в чем сам и признался. Мне всё равно, лишь бы на работе юбки не задирал. О чем и был сразу предупрежден. Лебедев Никита Егорович, тридцать два года. Коллега, хирург. Работал в Новоекатерининской больнице на Страстном. Считает, что здесь у него больше шансов проявить себя. Эрудирован в высшей степени. Знает, что, где, и как. Попытался показать широту кругозора, был низвергнут, поражение признал. Редко такие встречаются. Надо держать и не отпускать. Горбунов Михаил Александрович, тридцать пять. Сам не понимаю, чем он меня привлек. Скорее всего, рассказом о работе в холерном бараке. Когда они двое суток без еды и сна там впахивали. И за подвиг это доктор Горбунов не считал. Так, эпизод в работе, не более. Такой плакать в конце дежурства о большом количестве вызовов не будет. А мне только такие и нужны.